С возвращения в Улан-Удэ мы успели перехватить конец аномальной зимы и вскочить в лето, а в намерениях органов ясности так и нет. Тишина и наружка.
       Наша Красная площадь против теракта ФСБ и допрос ФСБ же в ОВД Китай-город, легальные Чистые пруды и Триумфальное побоище, эпопея «Милиция-перезагрузка» и нападение скинов, несколько пресс-конференций против 282-й статьи и альтернативная экспертиза из Госдумы… Хвосты, хвосты, хвосты, журналисты и сектанты, музыканты и нацисты… И вежливые звонки из следственного и экстремистского департаментов Бурятии.
       13 мая двое негласных, следующих из Москвы типа в Биробиджан, любезно помогли нам сойти с поезда. К перрону подошел невыразительный тип, но о нем сказать особо нечего, а вот граждане пассажиры отличились. Кто это вас провожал, чем намерены заниматься, «вы не раскрываетесь, но это ваше право…». Не ложились спать до четырех ночи, чтобы проводить нас.
       – Вы сказали, что вы ведете деятельность против законов, – проговорился один, хотя ни я, ни Татьяна и не думали о таком говорить, без всяких предпосылок в разговоре.
       – Когда это я сказала?
       Растерялся и перешел на отсутствие души.
       Ехали в принципе интересно: персонально ко мне лез руками огромный алкоголик, без конца распивавший в купе проводников и спавший на их месте. Пришлось написать заявление и высадить его (о милая транспортная милиция). Этот факт настолько напряг проводника, что он поднял конфликт и стал угрожать: «Андрей-то мне сейчас звонил, говорит – скоро догоню поезд. И что он тут сделает, меня не будет касаться его поведение». Просим жалобную книгу. По ее поводу устраиваются долгие церемонии с начальником поезда и уговорами не писать. После описания в жалобной книге этих завихрений проводник перестал отдыхать в служебном купе, спать начал сидя около нас. Повадки зековские, ножик воткнул в сиденье, пришлось тихо спрятать: ну его…
       Дома нас встретило разбитое камнем окно и наутро – приезд Алексея Телешева, известного опера из Центра Э. Без мандата и охраны, сел, пригласил нас присесть тоже и давай спрашивать «планы». Что он хотел услышать? На однообразные «да ничего вы от нас не услышите» начал настойчиво просить супа.
       – Откройте кран, попейте, мы не звери… Оккупантов не кормим.
       – Оккупанты – это немцы…
       – Могу дать кусок хлеба, в этом даже бомжам не отказывают.
       Телешев показывал чудеса смирения. К совместной трапезе он возвращался не раз. В конце концов говорит:
       – А давайте проедем в мой кабинет.
       – Только на дистанции.
       – На какой?
       – Вы пытаетесь ее сократить.
       Сократить пытался, это факт:
       – Надежда, а у меня, между прочим, схожая с вами судьба. Меня воспитывала бабушка, без родителей… У меня была, как у вас, та же черта: болезненное чувство справедливости. И за нее я борюсь.
       Отвечаю буднично:
       – Жил-был у бабушки серенький козлик. Вырос чекистский козел.
       Казалось, его смирение кончилось. Но он сдержанно произнес:
       – Можете смеяться, но мне было не до смеха, когда у меня игрушек не было.
       – Татьяна, отчего у вас расширены зрачки?
       В другой раз резко встал, силой пытался обнять ее. «Хочется мне вас защитить», – мотивировал. Она отбилась.
       – А как у вас все-таки с личным счастьем? – продолжал Телешев уже вербально. – Или вы его… уже нашли? По некоторым высказываниям в среде общественности, не стану называть, вы – это самое…
       Долго разъяснял, чем мы отличаемся от рецидивистов, с которыми он ежедневно рискует жизнью, и почему за нами следить не надо.
       – А окно нам кто разбил? – не выдержала Татьяна.
       – По этому поводу я уже звонил, – поспешно отреагировал опер. – Узнал. Шпана. Сами посудите: мы могли вам лучше бросить бутылочку определенной смеси, и вам было бы очень больно.
       Затем он смягчился.
       – Что вы не закроете свои страницы вконтакте?
       – А что вы там найдете-то? Это не место конфиденциальной переписки.
       – Надежда, а почему у вас вконтакте появилась картинка неприличная?
       – Какая?
       – Ж…пы!! – выдавил чекистский интеллигент.
       – Ну там же написано: марш согласных.
       – Я о вашем нахождении в Москве знал только, что вы были задержаны на Красной площади вдвоем.
       – Не вдвоем, – возразила Татьяна
       – Да, я знаю – Майсурян. Так, кажется? – пару раз повторив фамилию со странным английским акцентом, вцепился глазами. – Втроем, – добавил, не дождавшись реакции.
       – Трое – это те, кого взяли.
       – А кто был еще с вами? Кто? Сколько?
       Ответа так и не последовало, и Телешев пошел другим путем.
       – Вы же знали, что вас задержат? Что у вас спрашивали ФСБ-шники?
       – Какие у нас прямые доказательства причастности ФСБ к взрыву, утверждали, что у нас есть только косвенные.
       – Ну, на этот счет я вполне допускаю, что ФСБ могла организовать этот теракт. Но я не хочу, чтобы это где-то прозвучало публично. В частном порядке.
       – Ладно, на трибунале в отношении ФСБ ваше свидетельство будет отдельным доказательством.
       – Я сказал – не надо моего свидетельства! Кстати, где вы проживали все это время? Ведь это надо было где-то жить!
       – Это вам знать не обязательно.
       – Ну как, много единомышленников в Москве?
       – Помимо единомышленников, есть разномышленники, объединенные общими интересами. Это вам тоже понимать необязательно.
       – Я знаю так, некоторых: Майсурян и этот главный ваш – Люзаков. Вы не в курсе, что Люзаков – фамилия ненастоящая? Какая у него национальность?
       – Еврей, что ли?
       – Нет, не еврей! – победоносно улыбнулся он. – Вы разберитесь, разберитесь. А вам не приходило в голову, что кто-то из ваших может работать на нас?
       – Мы знаем, от кого такое можно ожидать, а от кого нет.
       – А если я выйду со службы, вы примете меня, – он всхлипнул, – в вашу партию? А?
       – Двойных агентов и так хватает.
       – Каких двойных агентов?? – Он вскочил, подошел ко мне и наклонил свое лицо в нескольких сантиметрах от моего, пристально вцепился в глаза. – Что значит двойные агенты? Кто это?
       – Двойные агенты, – отвечаю как по билету, – это те, кто забыли, на кого работают по-настоящему и на кого – в последний раз.
       Телешев мгновенно успокоился и сел.
       – А «Солидарность»? Вы еще состоите в этой партии?
       – Вы же знаете, что да.
       – Просто Сере… Сергей Сергеевич Дамбаев фактически перестал осуществлять деятельность по координации ячейки… Ну, может, вы перестали себя к ней относить?
       – Допустим, у нас есть несогласие с их жестко антитеррористической позицией. Но ни о каком выходе это не свидетельствует.
       – С антитеррористической, значит, несогласны?.. Вы поддерживаете терроризм? – это чуть позже.
       Поясняю мягко:
       – Скажем так: далеко не всегда, но некоторые случаи терактов.
       Почему-то он взглянул растерянно:
       – Вот видите: террористка!
       – Ну ведь это частным порядком! – злорадствую.
       Опер ярко и сильно выступил за то, что милиция никуда не годна и половину личного состава он бы предпочел вычистить.
       – А вы не замечаете, что ваши методы меняются в связи с милицией-перезагрузкой? – предположила я. – Год назад вы стояли за то, что мы должны быть наказаны, что должны понимать, чем все это закончится. А теперь и чувство справедливости у вас обостренное, и боретесь не с политическими, а с рецидивистами, и милицию вычистить, и ФСБ метро взорвала. «Милиция, с народом! Не служи уродам!»
       К концу третьего часа беседы он задумался.
       – Вы бы нам очень пригодились в спецслужбах. Полезны были бы, – он напряженно помолчал. – Шучу, – скромно остановил он себя.
       Поднялся.
       – Ну раз вы не хотите меня накормить, пойду, – и оттряхнул тонкими пальцами белые носки.
       Я стояла, крутя ключ в руке. Он смотрит на ключ.
       – Не выпускать вас, что ли? – рассуждаю.
       (Секунда – закинуть ключ за шкаф).
       Он встревожился, но с редкой реакцией разрядил обстановку, обезоруживая кротостью:
       – Я весь суп съем! – и все же находчивая реплика прозвучала жалобно-звеняще. – Оправившись, он пригрозил: – К тому же, человек, адекватный в обычной ситуации, в экстренной может повести себя неадекватно…
       Уже выпуская, мы заверили его:
       – Супу бы дали: заложников надо кормить, это безусловно.
       – А чеченские террористы не кормили.
       – В Норд-Осте последним делились.
       – Да, – подхватил он, в некоторой прострации выбираясь за порог, – ведь и правда, хоть и бандиты, а есть в них что-то человеческое…
       Нынешняя плотная слежка за домом дает Центру Э по крайней мере минимум информации. Кое-что помогает хозяин квартиры (все больше начинает разбираться в «критериях прав человека» и прелестях заграницы, почтенный сексот). Но вчера Алексей Телешев лично позвонил Татьяне. Разговор был довольно долгий, но содержательная часть сводилась к одному:
       – Почему вы сегодня никаких акций не проводите? Такой день, 1 июня!
       – С чего вы взяли, что вам кто-то на это ответит?
       – Ну, мы же теперь не чужие, – мяукнул центрэшник, пообещав заехать…